Иногда мне кажется, что я, совершенно не по своей воле, — испытатель. Я на своей шкуре должна, просто-таки обязана испытать почти физическое воздействие некоторых совершенно эфемерных вещей. Чувств, убеждений, ограничений. В общем-то, я верю в то, что можно силой мысли сформировать свою реальность и все будет там исполняться и зашибись. Но я прекрасно знаю — испытала! — что самое трудное — взять и начать думать каким-то образом, отличным, а то и противоположным от того, как мы думали до этого. Те, кто говорят: ах, мои желания исполняются! — врут, ну или недоговаривают, а вернее — не понимают. Они хотят и «заказывают» то, что они и так хотели. Ничего сверх, ничего альтер. Получаются фокусы. Фокусы с фокусом. Ох, я сфокусировалась на желаемом и опа — вот оно. Ну вы конечно меня извините, но что тут волшебного? Пассы руками для дурачков.
Я прекрасно знаю такие виш-листы. Это как список покупок — когда точно знаешь, что тебе это надо.
Но я вышла за рамки или зашла за кулисы. И уже не первый год испытываю на себе удивительное — виш-листы перестали работать. С тех пор как привычный «список покупок» потерял свою важность. Вернее, опять-таки, необходимо уточнить: он никогда и не имел этой важности. На автомате я хотела того, что хотела, что привыкла «хотеть», а может, что и вовсе — того, что просто надо делать. И не могла задуматься о том, чего же я хочу на самом деле.
Это вот сейчас я вспоминаю первый шаг к «пониманию себя», который проходят все. Он называется «ну а ты подумай, что тебе нравится, что тебе нравится делать?». Эйфоричен, но краток это путь. Ты, конечно, «обнаружишь», сфокусируешь свое внимание на том, что и так лежало на поверхности, обрадуешься этому (как дурак), ну и… всё. Собственно, большинство всех тренингов по самопознанию, саморазвитию и т.д. и состоят из этих кратких и простых фокусов с сознанием. Включая и «прорывы» после целенаправленного заморачивания ума. Так называемый прорыв, инсайт, прозрение — все это морок.
Настоящий прорыв не существует, потому что прорывать, собственно, нечего. Настоящий прорыв — это уметь услышать писк комара, находясь на машиностроительном заводе. Ну или как-то так.
Настоящее испытание по пониманию «а чего я хочу» — это терпеливое (правда, сопряженное с нетерпением, психами и отчаянием) выжидание, когда же уйдут шумы и прояснится что-то. По сути, это та же настройка фокуса, да? По сути, мы все равно почувствуем то, что и так было в нас, ничего нового с небес не упадет. Но это будет настоящее, не фокус, не обманка. Обманка — это когда, находясь в шуме и шумах, нас что-то огревает по башке, и мы слышим звоонннн. Или гул. Или ничего не слышим и офигеваем от этой новой тишины.
Но это — иллюзия.
Так вот, возвращаясь к началу моего повествования. Самое трудное, и это я продолжаю испытывать — это отказаться от жесткой структуры привычных вещей, которых мы якобы хотели. При попытке перестать хотеть то, чего ты, на самом деле не хочешь, сталкиваешься с таким сопротивлением…. это трудно описать словами. Выясняется, что без этого экзоскелета ты и стоять-то не можешь, как будто бы. Но это «как будто бы» настолько реально, что и физически ты только и можешь какое-то время, что лежать без сил. Ты становишься голым, босым и… виноватым — за то, что посмел не хотеть того, что хотеть полагается, хотеть надо.
Это большая тема, я хотела об этом говорить в контексте принятия себя — о том, что так же иллюзорно принятие себя в виде согласия «ну да, я такой». Потому что какой ты, ты еще не знаешь, а принимать собираешься хрен пойми что под видом себя — набор совершенно дурацкий — из образа, предрассудков, чужих мнений, «самооценки» и т.д. и т.п. И что как выяснится позже — и я это тоже испытала на себе — ты с удивлением после многих лет работы по «приятию себя» обнаружишь, что ты хотел принимать себя только такого определенного, прорисованного и — будущего. Но вовсе не такого, какой ты есть. Т.е., проще говоря, ты сначала собирался себя принять в виде набора дурацкого, притворившись, что ок, люблю-люблю, целую свое поганое отражение, а потом-то точно исправить, переделать, доработать, обточить, подогнать, перебрать и вот тогдаааа только — принять.
Вот то же самое и с желаниями. Когда мы пишем годами с мужем о том, как хотеть, чего хотеть и т.д., а потом нас читают и понимают и стараются претворять это в жизнь, речь идет обычно о следующем: большинство остановится на первом этапе: обнаружит то, что он и так делал или хотел, и будет это делать. Да, потом будет разочарование, и, возможно, поиски других, более интересных фокусов. До второго этапа дойдут более упорные — они скажут, что таки да, выяснилось, что они хотят какой-то фигни, а где-то внутри есть истинное желание. И будут тщательно взращивать в себе таковые желания. То есть, если сказать им — ложись и жди, они будут ждать — и будут ждать вполне определенных желаний. Обычно это хорошие желания — встать, действовать, быть активным, вести здоровый образ жизни, полюбить, достичь и т.д. На этом этапе тоже сдуется немало народа. Потому что… ну, во-первых, надо что-то есть, а тут фигня какая-то, чё на нее время тратить, и потому, что этап этот тоже тупиково-ложный. Но, как и все этапы, необходимый!
И вот тут начинаются испытания. Испытания, результатами которых я конечно могу поделиться — мне не жалко). Ну, промежуточными пока результатами. Так вот, следующий этап — действительное понимание собственной зашоренности и упакованности в жесткие догматические рамки понятий о том, какими же желания должны быть. И — борьба с этими рамками. За выход, за свободу. Самое сложное в этих испытаниях — это постоянное чувство собственной неполноценности. Сейчас смеюсь. Но да, вообще-то это не смешно. Действительно кажется, что ты полный урод и идешь в обратном направлении, против всеобщего течения. И оно в общем-то так, если только не сделать поправку — течение-то течет, это жизни течение, а всеобщим людским чаще всего является валяние камнем на пути этого течения. А ты, да, ты идешь вспять, потому что твое чистое ХОЧУ осталось в глубине, в начале, у истока.
Единственное, что очень сильно греет — что все эти трудноописываемые перипетии имеют огромный смысл. Ты перестаешь лежать камнем. Ты перестаешь быть дурачком, раскрывшим рот на фокусы ума. Тебе есть, куда двигаться и к чему стремиться. Ты начинаешь действительно видеть реальность такой, какая она есть. И себя — таким и такой, как ты есть. И удивляешься, и поражаешься.
И это очень интересно — оказывается, тебе еще только предстоит познакомиться с интересным человеком — с собой, и узнать, чего этот человек хочет. И ты будешь все время натыкаться на что-то знакомое, как будто это уже было. Но когда-то это было блажью или ерундой, а тебе надо было просто поступить в институт и работать и все это — до упора, на «своем месте». Да и сейчас еще противный голос ума обзывает это по-всякому. Но ты уже расправил плечи. И если ты когда-то хотел плевать на чужое мнение, будь спокоен — ты не только обнаружишь, что ты и так плевал. Ты почувствуешь, каково это. Почувствуешь душой и телом.
Пишу это, и пониманию — не могу остановиться на пафосно-торжественной ноте. У меня, безусловно есть проблемы, и я научена стыдиться их. Это, пожалуй, самое странное. Я имею жесткое и неподдающееся пока убеждение, что я не должна иметь проблемы, что я не должна о них говорить, что я должна говорить об итогах и о чем-то вдохновляющем, а не о трудностях. И так далее. Сжирающий перфекционизм… И ведь логика, логика подползает и шепчет — ну ты что разве можно разбираться в проблемах, не испытывая их? И все равно стыжусь. Эмоций, выражения их, агрессии. И даже не то, что стыжусь теперь, нет, это обрело новый вид — я очистила свои чувства и вижу, что стыд прикрывал страх. Страх наказания за свои эмоции. Нет, не за хорошие, а именно за плохие.
Это такой нутряной, изначальный страх. Когда я затрагиваю его, мне больно в груди, в в солнечном сплетении все сжимается. Мне страшно получить по шапке за каждую такую выраженную эмоцию, за пределами своей семьи, т.е. защищающего и принимающего меня шара, я — боюсь.
Промелькнула мысль: ну вот сейчас кто-то будет рад, что ты раскрылась в этом. Или кто-то скажет: ой, да это было видно, мы подозревали. Я тоже рада, кстати. Страх не делает меня слабее и уязвимее, а те, кто умничал и искал проблем во мне, имеют в глазу не бревно, а лесоповал. Страх просто причиняет мне боль и сдерживает меня, мое самовыражение, мою самореализацию. Он вредит мне, а я порой даже не могу сказать — ну и ладно, а что страшного-то, ну пойдем, посмотрим, что там. Это точно детское. Вспоминаю тут же Зощенко, как он писал о своих младенческих страхах. Вряд ли я смогу исследовать все так же, на уровне образов, как он — я почти ничего не помню. Мне придется просто испытывать эту боль.
Вот, собственно, чем я и занимаюсь, как испытатель.